«Мышцы» России, мысли Путина и Байден. Основное из интервью Зеленского для Le Figaro

Издание «Шарий.net» рассказывает, чем украинский лидер поделился с журналистами.

Президент Украины Владимир Зеленский дал большое интервью французскому изданию Le Figaro. Его перевод опубликован на сайте Офиса главы государства.

Зеленский пообщался с журналистом издания 13 апреля в Киеве, рассказав о будущих парижских переговорах с президентом Франции Эммануэлем Макроном, действиях России на Донбассе и отношении к нему главы РФ Владимира Путина.

Кроме того, Зеленский подчеркнул, что Украина «не может чувствовать себя в ЕС и НАТО, как в гостях», и прокомментировал действия американского президента Джо Байдена.

Редакция «Шарий.net» приводит самые важные заявления президента.

О Макроне и ожиданиях от переговоров в Париже

— Чего я ожидаю сейчас? Я очень хотел бы, чтобы у Европы было стопроцентное понимание, как они оценивают Украину. Если они видят Украину в Евросоюзе, то надо, чтобы они это открыто говорили. Не просто, что в будущем, когда Украина сделает первое, второе, третье, четвертое, пятое, шестое… И если безопасность любой страны — это членство в Альянсе, то надо делать шаги по ПДЧ (…) и по ЕС.

Конечно, я очень рад поддержке со стороны президента Макрона. Но мы хотим непосредственно говорить о том, что нас беспокоит, — о войне на востоке Украины, об оккупации Крыма.  

Об отношениях с Макроном и его политике

У нас с господином Макроном очень хорошие отношения. Отношения давние, несмотря на наш возраст. Я ему благодарен, потому что с самого начала, когда я еще не был президентом, между первым и вторым туром (выборов. — Прим. ред.) он меня поддерживал.

Я бы очень хотел, чтобы мои отношения с президентом Макроном, а значит, отношения Украины и Франции, были еще лучше, чем отношения Эммануэля Макрона с другими лидерами, например, с президентом России. Особенно сейчас, когда нам очень нужна поддержка Европы. Когда мы страшно пострадали от агрессии России.

О Советском Союзе

Раньше мы были одной страной под названием Советский Союз, мы так жили с Россией вместе. Мы вместе воевали с нацизмом, вместе побеждали. Поэтому Украина не ожидала такого удара и не ожидала оккупации Крыма, войны на востоке, не ожидала таких глубоко плохих отношений. Почему они так плохи? Всегда, когда между близкими людьми война, тебе в три раза больнее, чем когда война с тем, кого ты никогда не знал близко.

О НАТО и ЕС

Речь идет о безопасности в Европе. И если лидеры ЕС говорят, что от Украины зависит ситуация безопасности в Европе, если мы платим за это жертвами — а уже более 14 тысяч человек погибли — значит, мы должны иметь какой-то статус. Украина не может чувствовать себя в ЕС и НАТО, как в гостях. Мы хотим быть своими. Я считаю, что мы давно это заслужили.

Считаю, что мы должны быть в ЕС, должны получить ПДЧ. Я всегда говорю, что Украина должна иметь такой статус. Это справедливо. Тогда мы будем чувствовать себя субъектами. Тогда граждане Украины никогда не будут чувствовать себя одинокими. Это важно. Поскольку в ситуации с безопасностью в Европе, в мире, в истории человечества мы — субъекты.

О действиях России на Донбассе

Они точно пытаются показать, что мы должны бояться, и они пытаются точно провоцировать нас. Мы видим, сколько выстрелов. Мы видим с оккупированных территорий снайперский огонь. У нас есть различные разведданные, и мы видим наращивание войск как в Крыму, на Донбассе, так и на границах Украины и России в различных направлениях. Они вроде трактуют это как подготовку к учениям «Запад-2021». Но мы все понимаем — это давление. Давление политическое, милитаризованное, психологическое.

Почему психологическое? Потому что они стреляют и ждут, что мы будем отвечать так же. Мало того, они «ждут», что мы пойдем на востоке Украины в наступление. Но мы не дадим им «такого счастья».

О риторике Кремля и Кремниевой долине

Мы видим их риторику, риторику окружения президента РФ. Я считаю, это очень опасно для нас, для Европы и, в конце концов, для его страны. Это опасная риторика, когда ты говоришь, что «мы в любом случае готовы защищать „наших” российских граждан». Это опасная риторика, когда ты говоришь, что «мы где-либо готовы защищать наших российских граждан».

Вы знаете, во всем мире есть русские, как и украинцы, и французы, и другие нации. Мир — он шире чем бывший Советский Союз, ​​Европа, США, Китай. Мы не можем ограничить людей по национальному признаку в том, чтобы где-то жить или работать. Взять тех же айтишников. Можно же сказать, что в Кремниевой долине мы должны защищать граждан России, Индии, Украины, Великобритании и других стран. Там даже американцев не большинство. Но это не значит, что каждая из этих стран должна защищать своих граждан и заводить туда войска. Тогда это мировая война.

О «мышцах» России для Байдена

В любом случае мне кажется, что это каким-то образом связано (мобилизация РФ войск как проверка Байдена. — Прим. ред.). Я думаю, что все в мире демонстрируют свои мышцы. Хотелось бы просто, чтобы не за счет Украины. Такие шаги россияне делают постоянно, проводят те или иные учения.

При этом они очень напрягаются, когда в Черном море появляются, например, корабли НАТО. Они очень напряжены, когда видят сближение Украины с Альянсом. Когда Украине удаются те или иные экономические прорывы в сотрудничестве с другими странами, россияне также очень на это рефлексируют. Им не нужна сильная, независимая Украина. Мы понимаем это. Хотя я считаю, что такое желание — это их слабость.

Я не понимаю, когда это случилось, что Россия начала не радоваться украинским победам, удачным шагам, счастью украинцев. Наверное, с момента независимости. Потому что Украина повзрослела и просто стремится к тому, что ей принадлежит. И мы точно не собственность России. Это не про игрушки. Думаю, им нужно разбираться со своей страной.

О желании Путина «взять весь Донбасс»

Мне кажется, я знаю, чего он (Путин. — Прим. ред.) хочет, но я не хотел бы его подталкивать. Потому что всегда есть надежда на 1%, что он этого не желает. Или даже если хочет, то не сделает. Мы слышали эту риторику, что он возьмет весь Донбасс. Но вы должны знать наш народ, и я хотел бы, чтобы вы понимали меня: мы не дадим им ни одного сантиметра нашей земли. Чего бы нам это ни стоило. И это очень важно понимать.

Поэтому я очень надеюсь, что они не пойдут дальше, на эскалацию. Потому что, как я уже говорил, это будет проигрыш для всех. И исторически прежде всего для них, потому что мы на своей земле.

О «мертвом» Крыме и Чернобыле

Для меня Крым и Донбасс никуда не уходили, и это точно наши территории. И они не будут счастливы без Украины. Мы это видим по тем территориям, где есть оккупация — в Абхазии, Приднестровье. Я не видел там какого-то научного прорыва, крутых предприятий, небоскребов Гонконга. Я не видел там жизни. Поэтому я не вижу там счастья. А когда люди несчастны, они уезжают с той территории. Итак, это будет «мертвая» территория. Это будет хуже, чем Чернобыль. Потому что даже в Чернобыль приезжают туристы. А это будут просто «мертвые» регионы, к сожалению.

Или люди на местах должны понять, что они все украинцы, и они должны хотеть быть в Украине. Так же как украинцы на контролируемой территории хотят быть вместе с ними. Потому что я знаю, что многие гражданские люди живут там, как в плену. Но они считают себя украинцами.

Есть люди в Крыму, которые в свое время кричали, что придет Россия, и они будут «жемчужиной у моря». Но ничего не произошло. Стало хуже, туризма нет, предприятий нет, работы нет, цены высокие, воды нет. Поэтому я считаю, что для них нет будущего без Украины.

О сравнении Байдена с Трампом

Мы не в «супермаркете» президентов Соединенных Штатов. И, к счастью, нет возможности выбирать. Выбирает американский народ. Есть отношения между США и Украиной. Так, президенты могут улучшить эти отношения, но общее настроение изменить сложно. Соединенные Штаты хорошо относятся к Украине, поддерживают ее. Каким бы ни был президент США, каким бы ни был президент Украины, такие отношения будут. (…)

Президент Байден лучше знает Украину, потому что он бывал в Украине. Он лучше понимает «украинский вопрос», как мне кажется. Но судить надо все равно по результатам.

Об отказе Путина в переговорах

Я дал запрос (разговора с Путиным. — Прим. ред.), когда погибли четверо наших воинов и двое были ранены. Я попросил руководителя Офиса связаться, я хотел поговорить с Путиным. Но они не подтвердили разговор — разговора не было. Сначала они официально сказали, что запроса не было. Но я же помню. Это, кстати, показатель. Потому что меня спрашивают, хочет ли Россия закончить войну. На этот вопрос можно ответить действиями: я позвонил — мне не ответили.

Что думает Путин о Зеленском

Честно говоря, я не знаю. Я представляю Украину, и для меня очень важно, что он думает о моей стране. И я это корреспондирую на себя. Я не думаю, что я тот, кого он ожидал, потому что я о равноправии во всем. О равноправии духа, равноправии отношений. Я уважаю человека и не смотрю на него сверху вниз, но и не готов снизу вверх смотреть. Потому что я президент независимой страны, я ее представляю. И для меня не важно количество населения. Я о равных правах. Оккупирована наша территория, поддержка боевиков — это не равноправие. Здесь зашли на нашу территорию. Тут ко мне в квартиру зашли какие-то гости, которых я точно не приглашал.

Об ожиданиях от Эрдогана

У нас сейчас хорошие отношения с Турцией. У нас много вопросов. (…) Для нас важно сотрудничать в Черноморском регионе. От Турции здесь многое зависит в плане безопасности. И я хотел бы иметь общий взгляд на безопасность в регионе. Я знаю, что они поддерживают Украину как будущего члена Альянса. То, что я вижу и слышу на международных площадках, по крайней мере, официально — Эрдоган это поддерживает (евроатлантическую интеграцию Украины. — Прим. ред.).

О коме «нормандского формата»

Думаю, что искусственное дыхание может сделать сейчас именно господин Макрон. Да, именно сейчас. Мне кажется, что «нормандский формат» был в коме, потом мы смогли встретиться в конце 2019 года. И действительно, я увидел, что у этого формата, если продолжать аллегорию, бьется сердце, появился пульс. Но сейчас мы видим, что со здоровьем формата есть проблемы из-за того, что один орган не хочет работать.

Здесь нужна поддержка прежде всего господина Макрона, и тогда, будем верить, появится желание у России.

О сходстве президентства с театром

Что-то похожее есть. Театры разные. Иногда ты можешь попасть в такой театр, где зрители по-разному ведут себя, например, начинают говорить по телефону, а на сцене что-то происходит. Здесь так же. Тебе надо работать на этой «сцене», несмотря на то, что иногда происходит вокруг.

Это не совсем роль, которую ты играешь на сцене, потому что там через полтора часа ты поклонился, и люди аплодируют стоя. А здесь этот «спектакль» не заканчивается, никто не аплодирует, и цветы вряд ли тебе принесут. В любом случае это очень сложная «сцена».

Об «уважаемых бизнесменах» и бандитах

Когда Украина получила независимость в начале 1990-х годов, то из-за того, что страна так привлекательна и богата, ее начали разворовывать не только извне, но и изнутри много людей, которые сегодня являются уважаемыми бизнесменами. Я считаю их просто бандитами, то есть они стали мультимиллионерами или миллиардерами на том, что осталось от советских времен, — на предприятиях. Они их не строили, а просто взяли и забрали, «рейдернули». Такие были времена.

И эти люди — это финансовые группы. Сегодня у них недвижимость, яхты. Кстати, в Англии и Франции, в элитных районах, в Монако. Они сегодня уважаемые бизнесмены во всей Европе, не только ее посещают, а живут там. Вот почему нужно бороться со всеми этими группами. И мы это делаем.

О Конституционном суде

Мы знаем некоторые финансовые группы, которые влияли на Конституционный суд Украины. Они представлены также некоторыми депутатами Верховной Рады. Считаю, что они теряют свою влиятельность. И КСУ — это такой стратегический путь, некоторые судьи сильно ударили по антикоррупционной инфраструктуре. Мы все это очень быстро заблокировали мощным шагом. Сегодня председатель КСУ не может быть на заседаниях, он не допущен. Уже двое судей КСУ также не допущены к заседанию суда.

Все антикоррупционные органы работают. Перезагрузка КСУ еще не произошла, но мы на правильном пути.

Кстати, никогда так сложно не было. Просто за время моего предшественника он изменил закон о КСУ так, чтобы нельзя было с ними ничего сделать. Они дали им слишком большие полномочия и сделали невозможным их увольнение. То есть это сделано специально, чтобы контролировать КСУ. Слава Богу, что этот человек уже в прошлом. Мы все это изменим.

О попытках «привязать» Зеленскому коррупцию

Думаю, что мы зададим Украине другую скорость, другое лицо. Я уверен, что после меня народ Украины понял, что такой президент может быть. Я считаю, что это очень важный момент, что украинцы уже не смогут выбрать для себя человека с политическим нафталином. Я считаю, что это на многие вещи влияет. Потому что, как говорят, рыба гниет с головы, и как ни пытаются Порошенко или Медведчук привязать мне какую-то коррупцию, им не удается. Все видят, что это невозможно. Поэтому я считаю, что задаю этот тон для политиков. Они видят: если я себе не позволяю, то им уже стыдно. В Украине так всегда было. Все смотрели и говорили: если ему можно, и я тоже могу.

О «великих» Джобсе и Маске

Есть великие люди, и им все равно, чем заниматься. Я уверен, что если бы Стив Джобс ушел в политику и его также ненавидело бы много людей, он все равно точно сделал бы что-то прорывное. Если бы Маск не запускал ракеты, а решил заниматься спортом, я уверен, он стал бы неплохим учителем для Майкла Фелпса.

То есть это просто великие люди. Это за пределами физики, но я хочу сказать: планета не вращается — ее вращают с большой скоростью великие, прорывные люди. И вот те, кто заставляют весь мир меняться, являются для меня такими людьми.

О гибридной войне и «Северном потоке — 2»

Это энергетическая война. Как и в любой войне, нельзя воевать, если нет единства. Кто-то точно проиграет. Если «Северный поток — 2» достроят, не только Украина проиграет. Это прецедент, это значит, что так нельзя. И это так же, как с нашими оккупированными территориями. Если люди признают и привыкают, с этим живут, то, значит, так нельзя. Начиная с Абхазии, с Нагорного Карабаха, Приднестровья, а сейчас Крым, Донбасс… Крыма и Донбасса не было бы, если бы еще тогда мир сказал: «Так нельзя».

«Северный поток» — это другой удар, энергетический. Так называются современные войны — гибридные войны. Это и информационная война, энергетическая война. Так же с газом, продовольственная война. Мы знаем, как блокируют страны, и они не получают продукты. Так же война вакцин, когда нет поставок вакцин той или иной стране, и тебя шантажируют этим. Это и есть гибридная война.

Поэтому какая разница, какие войска воюют против тебя? Надо помнить — это не вопрос бизнеса. Бизнеса Европы и России. Нет, это вопрос войны.

Фото: Иван Николаев/ТАСС